Мифология Андрея Первозванного, чью память церковь отмечает 13 декабря, связана с водой и дорогами. В этот день девушки гадали о суженом и он переводил их через мост. Серьёзные люди ночью ходили к реке слушать воду. Это теперь уже в прошлом, но архетипика, связывающая Андрея с водой и дорогами, действует. Вот, например, начальник железных дорог России Владимир Якунин одновременно является председателем попечительского совета Фонда Андрея Первозванного. Почему это так?

Иисус подошёл к Андрею и его младшему брату Петру, когда они ловили рыбу, сказал: «Идите за мною, и Я сделаю вас ловцами человеков». И братья пошли. Так у Матфея. По версии Евангелия от Иоанна, дело было иначе. Андрей был учеником Иоанна Крестителя и как-то раз услышал от него: «Вот Агнец Божий». Услышал и сразу пошёл за тем, на кого указал Иоанн. Проведя с Иисусом день, привёл к нему и Петра. Но Андрей был первым, потому и зовётся Первозванным.

 

 

После смерти Учителя апостолы бросили жребий, чтобы определить, куда каждый из них должен идти проповедовать. Андрею выпало — в Малую Азию, Фракию, Македонию и дальше на север, к Чёрному морю и за море, в земли скифов. На своём пути он творил немало чудес: исцелял больных, воскрешал мёртвых. Видя это, многие уверовали во Христа. За пропаганду учения власти жёстко преследовали апостола, но он продолжал проповедовать.

 

Среди мест, где Андрей побывал, был фракийский городок Византий. Пройдут века, и здесь вырастет город Константинополь, столица православной империи. Предание о том, что Андрей основал в Византии христианскую общину, станет основой для веры в то, что Первозванный апостол — небесный покровитель Константинопольской церкви. И оно же стало орудием борьбы за первенство между Римом и Константинополем. В Риме-то епископом был апостол Пётр. Фигура заметная. В Новом Завете о его деяниях сказано побольше, чем о деяниях Андрея. Но Андрей — старший брат. И к тому же он Первозванный, а Пётр — как бы второй. Это, конечно, не значит, что Андрей чем-то выше Петра, но это определённо значит, что Константинополь (Второй Рим) не ниже самого Рима. И уж во всяком случае Константинопольская церковь выше других восточных церквей. Чтобы в этом убедиться, достаточно (было) зайти в цареградский храм Святых Апостолов (на его месте теперь мечеть Фатих) и увидеть мощи Андрея, которые доставили сюда в 357 году по приказу императора Констанция II из пелопонесских Патр.

 

 

Всё это, конечно, притянуто за уши, но такова методология любого пиара: подмена понятий. На ней основана и церковная легенда о том, что Андрей Первозванный проповедовал христианство на Руси. Как сказано в деянии Киевского собора 1621 года, «святой апостол Андрей есть первый архиепископ Константинопольский, патриарх вселенский и апостол Русский, и на Киевских горах стояли ноги его, и очи его Россию видели и уста благословили… Воистину Россия ничем не меньше других восточных народов, ибо и в ней проповедал апостол». Вообще-то Россия и без чужих проповедников не меньше других народов. К тому же неясно: кому проповедовал здесь палестинский рыбак? Рыбам? Птицам? Насельникам леса? Как назывался народ, живший на рубеже новой эры в России? Ответить на это можно только гадательно. Поэтому рассматривать легенду о проповеди апостола Андрея в наших краях как исторический факт непродуктивно.

 

 

А вот рассматривать эту легенду как мифологический факт (то есть то, что и сегодня живо и действует в нашем социальном сознании и коллективном бессознательном) очень даже продуктивно. Ведь мы чуть ли не ежедневно в жизни встречаем Андрея. Например, читаем о награждении каких-то деятелей орденом Андрея Первозванного. Слышим рассказы (подающиеся едва ли не как свидетельства очевидцев) о том, что Андрей делал там и сям. Видим по телевизору председателя попечительского совета Фонда Андрея Первозванного (и президента ОАО «РЖД») Владимира Якунина. Всё это очень бодрит. Но интересно найти исток этой бодрости. Давайте посмотрим, откуда берётся в русской культуре Андрей Первозванный. Откроем «Повесть временных лет» и прочтём:

«Тут был путь из Варяг в Греки и из Греков по Днепру, а в верховьях Днепра — волок до Ловоти, а по Ловоти можно войти в Ильмень, озеро великое; из этого же озера вытекает Волхов и впадает в озеро великое Неро, и устье того озера впадает в море Варяжское. И по тому морю можно плыть до Рима, а от Рима можно приплыть по тому же морю к Царьграду, а от Царьграда можно приплыть в Понт море, в которое впадает Днепр река. Днепр же вытекает из Оковского леса и течёт на юг, а Двина из того же леса течёт, и направляется на север, и впадает в море Варяжское. Из того же леса течёт Волга на восток и впадает семьюдесятью устьями в море Хвалисское. Так и из Руси можно плыть по Волге в Болгары и в Хвалисы, и на восток пройти в удел Сима, а по Двине — в землю варягов, от варягов до Рима, от Рима же и до племени Хама. А Днепр впадает устьем в Понтийское море; это море слывёт Русским, — по берегам его учил, как говорят, святой Андрей, брат Петра».

 

 

Интересно: Андрей появляется в летописи (отрывок о нём, как считают, вписан туда в начале XII века) как завершение гидрографического очерка Русской равнины. Сам этот очерк — довольно толковое описание транспортной развязки мирового значения. В Оковском (Оковецком) лесу берут своё начало и Волга, и Западная Двина, и Днепр, и другие реки, текущие в разные моря. В известных местах притоки этих больших рек близко подходят друг к другу, между ними есть волоки. Из этого «леса рек» (как ещё его называли) можно плыть хоть в Рим, хоть в Ганзу, хоть в Персию, хоть в Пермь. Речь тут, собственно, даже не столько о конкретных речных путях, сколько о зоне, в которой соприкасаются цивилизации. И зоне контакта морей в глубине континента. В Оковском лесу сходятся три моря — Балтийское, Чёрное и Каспийское. Таких зон схождения трёх морей в европейской части России всего четыре, каждая обладает особыми свойствами. Если взглянуть на исторические карты, можно увидеть, что Россия изначально росла, как бы вытягивая щупальца к этим узлам, а затем заполняла пространства между ними и двигалась дальше, опираясь уже на эти узлы. Мы цивилизация речных потоков.

 

 

Именно в географическом контексте, проясняющем суть будущей русской цивилизации, появляется человек, идущий речным путём, типичный землепроходец (продолжаю цитату): «Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, узнал он, что недалеко от Корсуня устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и проплыл в устье днепровское, и оттуда отправился вверх по Днепру. И случилось так, что он пришёл и стал под горами на берегу. И утром встал и сказал бывшим с ним ученикам: «Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей». И взойдя на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился Богу, и сошёл с горы этой, где впоследствии будет Киев, и пошёл вверх по Днепру. И пришёл к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей — каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им».

 

 

Итак, рассказ об Андрее увязан с рассказом о географии (и этнографии) Русской равнины. Миф об апостоле, повидавшем Россию, вырастает из заметок о свойствах рек. В результате Первозванный апостол предстаёт перед нами как первопроходец. Что довольно точно характеризует русского человека, выросшего на водном пути и распространившегося по водным путям. Понятно, что первым из греков в варяги прошёл не галилейский рыбак, а некто, о ком можно только сказать: он наш предок. Его ещё нельзя назвать русским, но жизнь на реках уже формирует русский характер, создаёт русского из коренного жителя здешних лесов и пришельца, оседающего на системе потоков. В рассказе о путешествии апостола летописец ухватил архетипический момент «рождения нации». Андрей тут не проповедник из эпохи раннего христианства, а путник времён зарождения русского этноса. Перед нами символическая картинка вроде тех, на которых библейские персонажи одеты, как одевались современники художника, и весь антураж соответствует тому, что он видит вокруг себя.

 

 

И что же видит средневековый русский литератор? А вот: после Новгорода Андрей «отправился в страну варягов, и пришёл в Рим, и поведал о том, как учил и что видел, и рассказал: «Диво видел я в Славянской земле на пути своём сюда. Видел бани деревянные, и натопят их сильно, и разденутся и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья молодые и бьют себя сами, и до того себя добьют, что едва вылезут, чуть живые, и обольются водою студёною, и только так оживут. И творят это постоянно, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и то творят омовенье себе, а не мученье». Те же, слышав об этом, удивлялись».

 

 

Тёмные люди, однако, живут в этом Риме. Да и летописец (пусть его зовут Нестор) явно уже не понимает, что в банях не просто моются, но творят богослужение. Христианин! Увы, эти интеллигенты всегда были страшно далеки от реалий подлинной русской жизни. Нестор, конечно, грамотно описывает гидрографию Руси, но чувствуется, что сам в глубинку не заглядывал. Знает только Киев да Новгород. А ведь эти города были только точками входа в систему рек, которые питали и обеспечивали путь из варяг в греки, а также и другие речные пути, на которых вырастала Россия. И вырос русский человек, формообразующим элементом души которого стали потоки. Только сейчас это уже другие потоки — транспортные, карьерные, информационные, финансовые… Энергию потоков, конечно, используют все народы, но русский буквально мыслит потоками и живёт в них. Это судьба. Шпенглер говорит, что русская цивилизация — это безвольная цивилизация бесконечных пространств, плоскости, горизонта. Это верно только отчасти. И мало что объясняет. А если к этому добавить потоки, которые мы выбираем, то многое станет яснее, в частности станет понятна былинная русская лень.

 

 

А правда, зачем куда-то стремиться (как стремится фаустовский человек, европеец), если, отдавшись потоку, ты без лишних усилий попадёшь в нужное место? Стремиться надо лишь к одному: к пониманию свойств и направлений потоков, к умению выбрать подходящий. Если выбрал правильно, поток сам приведёт тебя к цели. А если неправильно, всё равно куда-нибудь приведёт, например к берегу Тихого океана или к Парижу. Как говорит в романе Толстого Кутузов: «Есть два великих воина — терпение и время». Это русская философия потока. А нас всё торопят: пойди туда, не знаю куда. И мы идём. Но — не туда, куда посылают. Мы идём на печь, ждать попутного ветра. Это называется «Россия сосредоточивается». И это оптимальное поведение, которое, впрочем, часто вырождается в банальную лень и приводит к полной деградации. Поэтому нас и ругают: ленивые свиньи, не хотят вертеться как белка в колесе. Но трудно сказать, кем быть хуже — свиньёй или белкой, вращающей колесо для чужого дяди.

 

 

Вернёмся к историческому Андрею. Он был распят римским проконсулом Егеатом Антипатом в пелопонесских Патрах на X-образном кресте. Такой крест называют Андреевским. Когда император Констанций велел перенести мощи апостола в Константинополь, в Патрах осталась его голова. С этого времени мощи Андрея стали распространяться по свету. Ими могут похвастаться, например, город Амальфи в Италии и город Сент-Эндрюс в Шотландии. Но в этих местах Первозванный уж точно никогда не бывал. В Амальфи мощи попали после взятия Константинополя крестоносцами. А в Шотландию их доставил монах Регул, узнав о том, что Констанций хочет забрать тело апостола в Константинополь. Регул долго плавал, пока не прибыл в будущий Сент-Эндрюс. С тех пор шотландцы считают Андрея своим покровителем. Но на их флаг Андреевский крест попал значительно позже, в 832 году, когда перед битвой с англосаксами король Ангус увидел в небе X-образное знамение.

 

 

На русский военно-морской флаг этот крест пришёл из Шотландии при Петре Великом. И тогда же был учреждён орден Андрея Первозванного, первый русский орден, скопированный с шотландского ордена Чертополоха. Умолкаю, поскольку это уже эпизод из истории масонства. Но не могу не отметить, что даже русского апостола Пётр умудрился выписать из Европы.

 

АВТОР: Олег Давыдов

©