Патриотизм распада, распад патриотизма

Тема распада остаётся актуальной потому, что распад продолжается — уже на пространстве постсоветском. Заявленная реинтеграция на деле оказывается куда слабей, чем неуклонно идущая дезинтеграция. Рвутся оставшиеся со времён социализма связи между постсоветскими государствами; и, что ещё более знаменательно, рвутся связи внутри самих государств, поначалу тихо, затем в виде радикальных конфликтов.

Украинская проблема, в этом смысле, похоже, не последняя. Когда бывшие советские сограждане сокрушаются насчёт киевского майдана и его разрушительных последствий, пеняя на особую заядлость населения бывшей УССР, они забывают, что первый майдан проходил в городе Москва, тогда ещё столице нашей общей великой Родины, в 1991 году. Собственно, именно с этого майдана всё и началось, остальное — дело техники. Потому что сон разума рождает майданы, а разум, судя по тенденциям, таки спит на всей территории бывшего Союза Советских.

Ну конечно, где тонко, там и рвётся, ту же Украину в силу причин географических, экономических, этнических должно лихорадить особенно интенсивно. Великий Ленин учил:

«Надо уметь найти в каждый особый момент то особое звено цепи, за которое надо всеми силами ухватиться, чтобы удержать всю цепь и подготовить прочно переход к следующему звену, причем порядок звеньев, их форма, их сцепление, их отличие друг от друга в исторической цепи событий не так просты и не так глупы, как в обыкновенной, кузнецом сделанной, цепи».
 

Раздуть разрушительные инстинкты в неблагополучном, деморализованном и деинтеллектуализированном обществе, обладающем высоким уровнем напряжённости, — даже с небольшим бюджетом проще простого. Снявши голову, по майданам не плачут. Весь вопрос в том, как приставить голову обратно.

Не нужно забывать и о том, что у процессов распада есть свои бенефициары с головами, прекрасно сознающие собственные интересы. Именно их принадлежность к влиятельным и обеспеченным слоям общества говорит о том, что это общество является обществом распада.

Возьмём простой пример. Скажем, существует некое успешное ещё с советских времён производство с разделением труда. То есть гайки делаются в одной республике, болты в другой, а скручиваются они в третьей. Проходя через воздвигнутые таможни, с волокитой и уплатой пошлин, гайки и болты удорожаются, отсюда удорожается и конечный продукт производства, а значит, становится неконкурентоспособным, и в конечном итоге производство умирает.

Понятно, что такое положение дел выгодно внешним силам. Но помимо внешних конкурентов, которые естественно этому способствуют и этому рады, существуют те, кто способствует и радуется этому внутри. Те, кто имеет свой процент от пошлин, от моментально построенных вместе с таможнями коррупционных схем и так далее. Люди, захватившие и распродающие государственную собственность в постсоветских странах, также заинтересованы в том, чтобы застолбить и огородить свою территорию как можно более высоким забором.

Неудивительно, что в обществах с такими процессами и такими заправилами стал востребован совершенно особенный патриотизм — патриотизм распада. Со стороны «республик» он проявляется в том, что всё их прошлое, настоящее, будущее представляется как одна сплошная, вековая борьба с «москалём». Никаких нюансов, никаких целей, никакого развития — всё должно быть подчинено только этой войне. Это очевидная и деструктивная глупость, но эта глупость работает и оплачивается.
 

Первая, набирающая сейчас тенденцию — желание отгородиться от «небратьев» стеной, заломить им цену на газ и забыть как о кошмарном сне. Нечего и говорить, что так не получится. В аутическом домике нельзя было жить уже в веке девятнадцатом, не то что в двадцать первом.

Вторая разновидность, ещё более аутистская, но парадоксально и более агрессивная, — заявления о том, что нет никаких соседних народов: белорусов, украинцев, молдаван. Их-де придумал австрийский генштаб (большевики, аннунаки, иллюминаты, рептилоиды — нужное подчеркнуть). А потому их нужно завоевать, взять областями и дело с концом. При этом не объясняется, как можно завоевать и взять областями тех, кого нет.

Между тем, конечно, все существуют.  Есть род homo, это бесспорно, если мы с вами не солипсисты. Всё остальное — от белорусов до иллюминатов — регистрируется по заявительному принципу. Есть страна Молдова — значит, есть молдаване, и дело с концом.

Более того, и страны может не быть. Достаточно было бы небольшого кружка, сознательно самоназвавшегося, отделившегося от иных-прочих и объявившего об этом, неважно при содействии чьего генштаба. Никто же не говорит о том, что «никаких петрашевцев не было. У евреев до недавнего времени не было и страны, но даже своенравный Адольф не додумался рассказывать, что никаких евреев нет.

Кому-то, конечно, могут не нравиться молдаване, евреи или петрашевцы, но, даже если это так, то это не повод отрицать их существование. Такое страусиное отрицание до добра не доведёт именно играющих в страуса.

Отрицать чьё-либо существование, считая, что существуешь только ты сам, или существовать всецело в пику соседу — это и есть патриотизм распада, патриотизм деструкции, патриотизм не Родины, а её болезни во имя. И мы, к сожалению, наблюдаем сегодня расцвет этого патриотизма, торжество химеры. Торжество не стихийное, а поощряемое. Классика жанра: разделяй и властвуй.

Между тем, вместе, в симбиозе, в уважении друг к другу, в солидарном созидательном труде все мы сильнее и здоровее. Огораживаться стенами в эпоху, когда весь мир создаёт объединения, — первобытная дикость и новоявленный позор. Народам между собой делить нечего. Для них, таких похожих, естественно путешествовать друг к другу, дружить и брататься. Увы, нездоровые страсти в верхах представляют собой серьёзную силу и с помощью распад-патриотов оставляют свой след и в народном сознании.
 

Сознательное проведение такой политики на небольшой территории говорит о том, что она возможна и на территории более широкой, той самой постсоветской. Не только возможна, добавим мы, но и желательна.