Всякому живому организму изначально свойственно стремиться к росту, усилению и здоровью[1]. Человек растёт из младенца во взрослого мужчину: и если он будет хорошо питаться, то вырастет на две головы выше, чем в случае, если он в детстве питался плохо. Даже животные инстинктивно стремятся стать больше, сильнее – расширить свой участок, захватить побольше территории, победить в вековечной битве за право продолжить род. Тем более человек, для которого во все времена, кроме нынешних, полоумных, бесплодие считалось проклятием Небес[2].

То, что свойственно организму – свойственно и организации: роду, нации, государству, державе. Она стремится к росту, усилению и здоровью. Многочисленное потомство делает мужчину Патриархом (в первом, исходном смысле слова) – то есть «Отцом-Царем». Так возникает маленькая страна-семья, в которой владыка сам породил своих подданных, и пользуется всеми преимуществами своего положения Царя-Батюшки.

Аналогично и громадная империя: её подданные, их количество и благополучие, её расширяющиеся владения и ресурсы – это её естественное, органическое стремление к росту, усилению и здоровью, единое для всего живого на Земле.

Когда мыслительная деятельность человека извращена, когда она ослабляет его собственные позиции и позиции его страны, когда психика начинает вместо жизни работать на смерть, угасание – мы называем это «социопатологией».

Смертоносные идеи, выворачивающие естество наизнанку (например, патологические лозунги современных национал-уменьшителей) – мы называем «психовирусами».

Такой психовирус, пользуясь толерантностью (иммунодефицитом) организма организации, притворяясь полезным ферментом, проникает в живую клетку, и убивает её изнутри, демотивируя созидательные действия, мотивируя разрушительные и иррациональные поступки.

Конечно, иностранная держава-конкурент использует психовирусы в своих целях. Она хочет навязать соседу такие психовирусы, которые беспощадно выкорчевывает у себя самой. Это не вчера началось.

+++

Ещё в 1614 году, на Генеральных Штатах Франции, Ришелье (тогда ещё не первый министр короля) озвучил кредо западной экспансии, которое с тех пор неизменно:

-У государей есть одно верное средство увеличить своё могущество: оно заключается в том, чтобы обогатить своих подданных и разорить соседей… и только в том случае им [государям-ЭиМ] нечего бояться вступать в борьбу с могущественными врагами, если силы последних разъединены и ослаблены[3]…

Беспощадно карая сепаратизм внутри своей страны, Ришелье активно поощрял в Германии именно те элементы, которым рубил головы и сжигал на кострах во Франции. Протестантские князья раздробленной Германии тех лет – удивительно сходны с Порошенками и Лукашенками (а до них Дудаевыми и Цапками) раздробленной России нашего времени.

Дрожа за свою мелочную самостийность, мелкие суверены искали поддержки у иноверных и инородных владык против собственного народа, как писал виднейший историк Средневековья С.Д. Сказкин, «постепенно нисходили от роли союзников [Франции, Швеции, Дании, Англии- ЭиМ] к роли наёмных агентов иностранной державы».

Тридцатилетняя война в Германии длилась, как уже понятно из названия, десятками лет, стоила стране ¾ её довоенного населения, превратила Германию в руины, и в добычу для всех соседей. Коренная причина таких великих бедствий – в подлости и гнусности мелочного самолюбия МЕЛКИХ СУВЕРЕНОВ, опасавшихся больше любых бед поглощения императорской властью.

Как пишет Сказкин про Средневековье (а кажется, что про наши дни!) коварный Ришелье (Запад того времени) надел на себя «…маскарадное одеяние ревностного миротворца и сердобольного защитника слабых… Он старался выступить в одеянии хранителя мира, великодушно спасающего от императора бедных немецких князей, а заодно и «милую им немецкую свободу».

Вы только замените Францию на НАТО, немецких князей на прибалтийских и украинных – и увидите, что нет ничего нового под Луной.

Речь идёт не об одном Ришелье. Ещё в середине XVI века католический король Франции Генрих II помог немецким раскольникам-протестантам и сепаратистам нанести поражение императору Карлу V. Как «добрый католик», Генрих травил и преследовал протестантов во Франции, но при этом бесстыдно (как и современный Запад) объявил себя защитником раскольников в Германии и присвоил себе титул «защитника немецкой свободы».

Понимаете аналогию с нашими днями? Иностранная империя заботится не о свободе у себя, а о «свободе» у геополитического противника. И делает на территории противника вещи, прямо противоположные тем, которые делает на собственной территории!

И ведь за столько веков даже слова, в общем-то не изменились: там Париж – «защитник немецкой свободы», у нас Вашингтон и Брюссель – «защитники русской свободы»…

А цена «свободы» разной сепаратистской мрази, гарантированной ИЗВНЕ, во все века – десятилетия братоубийственных войн[4], разруха и ¾ населения на алтари побед над… самими собой!

Как диагностировал Эпштейн, для Порошенок и Тимошенок 16-го века -

«…судьбы страны и народа были куда менее важны, чем судьба их непосредственных владений, судьба их собственной мелкодержавной власти, которой, как им казалось, явно угрожало чрезмерное могущество императора…»
Смоет ли иноземное нашествие с политической карты страны владение того или иного мелкого суверена – было неизвестно, как неизвестно было место, где остановится этот завоеватель. Но императорское единодержавие страшило всех: и могущественного курфюрста, и спесивого обладателя сотни подданных. Дрожавшие за свою власть и землю князья и князьки прикидывали, что лучше: война ли с ворвавшимся в страну внешним врагом, поддержка императора – или выклянчивание подачек у нового хозяина… Так замкнулась цепь интриг, обмана и предательства, и в грозный час своей истории Германия оказалась лишённой защитников и обречённой на великие бедствия нового вторжения и долголетних опустошений».

Так написал Эпштейн в середине ХХ века про события XVI века. И не про события в России – а события в Германии.

А теперь скажите: есть ли в этих описаниях хотя бы одно слово, не напоминающую судьбу России в ХХI веке, сегодня, сейчас?!

+++

Сопоставляя технологии разорения и убийства Германии соседями и России соседями, мы понимаем, что такая однотипность сквозь века прячет под собой какую-то важную КОНСТАНТУ ИСТОРИИ, константу строения (анатомии) человеческого общества и социальных отношений.

Понятно, зачем и почему соседи используют для грабежа БЕЗУМИЕ, охватывающее в разные века то немцев, то русских, то «многонациональный советский народ».

Интереснее другое – чем мотивируются те, кто впадает в это безумие?! Зачем представители того или иного народа по давно известной схеме накликают горе и гибель на голову собственного народа? Зачем позволяют иностранным королям быть «защитниками их свободы»?

Для ответа мы вернёмся в начало статьи, описывающее базовые инстинкты всего живого.

+++

И держава, и человек, отдельно взятый – живые организмы. Они одинаково стремятся к росту, усилению и здоровью, хотят расширять пространство и качество своей жизни, землепользование и число потомков.

Хотя стремления идентичные – в них ИЗНАЧАЛЬНО ЗАЛОЖЕН конфликт двух «Я»: Я как вид, и Я же как индивид. Я хочу защитить свой вид от других враждебных ему видов, и одновременно я должен защищать себя, как индивида, от других представителей своего вида.

Например, исследователи говорят, что до прихода англичан Северную Америку населяло около пяти миллионов аборигенов. Все они были генетически родственны друг другу, но единой нации не существовало. Теперь поставим себя на место индейца-индивида: скальп с меня могут снять как «бледнолицые», так и родственные племена. В обоих случаях сдирание скальпа – одинаково болезненная процедура, делает ли это заморский белый или «свой брат»-индеец. Брат-то он брат, а воспринимается порой врагом хуже самого дальнего чужака…

Начиная с 1630 года английские переселенцы-протестанты методично «очищали» земли от индейцев. Чаще всего европейцы стравливали племена индейцев между собой (не напоминает сербо-хорватские, русско-украинские войны?), а потом добивали "победителей" межплеменной свары.

Когда в 1875-м году власти США перешли к «окончательном решению индейского вопроса» (что впоследствии очень вдохновляло Гитлера[5]) - многие из индейцев прерий в этом противостоянии поддержали не индейцев, а… белых.

Так несколько племенных вождей шошонов во главе с вождем Вашаки решили, что уж лучше подчиниться белым, чем сражаться против них. Вождь ютов Урай прямо заявил, что ему нравится то, как живут бледнолицые. Будучи человеком гостеприимным, он, не стесняясь, угощал гостей выпивкой и сигарами. Ещё в 1872 году он продал правительству США значительную часть своих земель и теперь получал от него ежегодную пенсию в 1000 долларов. Ну чем не Порошенко и «украинская мечта»?!
Гваделупе, вождь племени кэддо вдруг также «почувствовал огромную тягу к цивилизации». Он поставлял армии Соединенных Штатов разведчиков-скаутов, поскольку считал, что воют не столько краснокожие с бледнолицыми, сколько кочевники и оседлые люди. Какой «мудрый» человек, смеются над ним сегодня (ведь и его народ тоже истребили) – «понимал» в чем суть конфликта культур и цивилизаций! Он заявил в стиле Авакова и Турчинова: раз моё племя кэддо относится к культуре земледельцев, то это автоматически сближает его с людьми белой расы и заставляет ненавидеть единокровных!

Племя кроу также поставляло армию отличных скаутов, но у них мотив был иной: старинная вражда с дакота, ради победы над которыми они были готовы заискивать перед бледнолицыми. Их вождь по имени Много Подвигов посоветовал своим воинам помочь белым в их войне против сиу, потому, что «Когда война закончится, вожди солдат будут помнить о той помощи, которую мы им сейчас окажем!»

+++

Зачем мы всё это так подробно рассказываем? Чтобы читатель понял, что для человека в равной степени опасны утрата суверенитета его нации и утрата суверенитета его личности.

И беда, когда суверенитет державы и суверенитет личности вступают в конфликт. Но неудивительна эта беда: ведь слишком много прав у короны делают бесправным и жалким человека, а слишком много прав у человека – делают бесправной и жалкой суверенную власть.

Разгадка этой дилеммы – в понимании причин и истоков возникновения власти над человеком – явления ОДНОВРЕМЕННО И НЕПРИЯТНОГО, И НЕОБХОДИМОГО.

+++
Совершенно естественным образом человек хочет получать и не хочет отдавать. Это не тавтология, если сказать: всякому хочется делать лично-приятное, и не хочется делать неприятное. Всякая власть калечит человека своими стальными веригами, своей свинцовой ношей принудиловки.

И потому – человеку не нужна НИКАКАЯ власть, если ему не угрожает НИКАКАЯ опасность!

Это всякому понятно: сидите вы дома, на диване, смотрите чемпионат, с «пивасиком» в руке. Пришёл Некто, и стал к вам приставать, орать на вас, к чему-то принуждать, куда-то гнать… Нужен вам этот Некто, который вас «достаёт»? Конечно, он вам не нужен. И мне. И никому. Потому что никакой опасности в ситуации не было – и никакая власть в такой ситуации не нужна человеку.
Совершенно другое дело, если вас убивают, насилуют, грабят. Тут вы сами будете кричать, звать, звонить, чтобы пришёл Некто, и чтобы он был сильным, вооружённым. С появлением криминальной опасности появляется нужда в полицейской власти. Угроза рождает потребность в царе, но рассасываясь – ликвидирует потребность в царе.

Если опасность оккупации – то появляется потребность в национальном вожде, который защищает уже не как полицейский, а как геополитик. Если опасность экономическая – то возникает нужда в государственном регулировании, в планировании, во вмешательстве государства в хозяйственные расчёты.

Когда литературные журналы приносили колоссальные прибыли от миллионов подписчиков (1990-91 гг) – они как один, боролись за выход из-под контроля государства, чтобы стать «собственностью коллектива». Государство-учредитель забирало у них часть сверхприбылей, которую они хотели бы оставить себе. Когда ЭТИ ЖЕ журналы стали убыточными, они тоже, как один, стали бороться за переход обратно в государственную собственность: государство дало бы им тот минимум, который они сами на рынке не могли получить.

Нам не нужна никакая власть – если нам ничего не угрожает. А когда появляется угроза – то и власть нам становится нужна соответствующего угрозе формата.

Но часто мы слишком поздно осознаём и формат угрозы, и потребность в империи. А жизнь такая игра, в которой карты не пересдашь, по второму разу не сыграешь. Там, где народ истребили – это уже навсегда.

+++

Рассматривая стратегию Ришелье против Германии, англосаксов против индейских племён, НАТО против славянства – мы видим КОНСТАНТУ ВНУТРЕННЕГО ОСЛАБЛЕНИЯ: враг, лютый, смертельный, желающий вам гибели – всякий раз использует СТЫК между личным и государственным суверенитетами. Это очень опасный и всегда тревожный СТЫК фронтов.

Например, я русский сыровар. Как русский – я против геноцида русских (экстраполируя его на себя). Казалось бы, успехи России – мои успехи… Но что есть Россия? Чиновник, который обирает мою сыроварню? Налоговик, который обкладывает меня поборами? Конкурент Вася (чистокровный русак) – который всеми правдами и неправдами стремится заменить мою продукцию своей? А если выяснится, что хулиганы, которые побили меня вечером в подворотне – не таджики, не турки, а все, как на грех, русские? Мне кого тогда ненавидеть? Кому противостоять?

Кроме России есть ещё и моё маленькое государство – жена, дети, работники сыроварни, мой дом, моя дача, моя машина, мой гараж. Если законы большой России вторгаются на эту территорию – я отношусь к этому очень болезненно и враждебно. Мне не нужно государство в моём доме, где я – сам закон. Мне нужно государство, ощетинившееся копьями на дальних заставах, отражая гуннов и печенегов, скачущих сжечь мой дом, угнать мой автомобиль, убить меня с детьми, изнасиловать жену… Вот ТАМ мне Россия нужна, а ДОМА она мне не нужна, дома я сам и царь, и Россия, и законодательная, и исполнительная, и судебная ветвь власти…

Государство, как мёд Винни-Пуха – странный предмет: то от него толк есть, а то уже нет! Оно может меня раздавить своей тяжестью – но оно же гарантированно уничтожит меня своим отсутствием.

Нет ничего страшнее ситуации, про которую В. Розанов говорил – «Начальство ушло… Русь слиняла в два дня». По сравнению с февралём 1917 года или декабрём 1991 - и репрессии 1937, и военная катастрофа 1942 года – лишь незначительные неприятности.

+++

Выборы в Государственную Думу царской России раз за разом показывали интересную картину. Черносотенцы проигрывали выборы в центральных губерниях, но выигрывали их в западных губерниях (На Волыни и в Киевщине, в тогдашней Новороссии)[6].

Там, где и помещик, и фабрикант, и купец были русскими – русскому простолюдину оказалась неинтересна национальная повестка, его интересовала социальная повестка. Там, где точно такой же русский мужик-бедняк сталкивался с польским помещиком, еврейским банкиром, фабрикантом, шинкарём и лавочником – внутренние дрязги между русскими отступали, а вопрос национального единства выходил на первый план.

Всё очень просто: ЛЮДИ ВСЕГДА ДЕЛЯТ БЛАГА. Но и народы тоже делят между собой блага (землю и ресурсы). В одном случае на поверхности конфликт личности с личностью, чего-то не поделивших, в другом – конфликт сплочённых макро-сообществ (национальных, религиозных единств) – когда, сплотившись и отставив внутренние дрязги. ВСЕ поляки хотят отнять ВСЁ у ВСЕХ русских, не мелочась на индивидуальные линии раздела.

Провал черносотенцев на выборах там, где русский не знал национального угнетения и успех черносотенцев там, где русский такое угнетение познал (и посчитал его важнее классовых разборок-делёжек жратвы и шмоток) – не уникален.

Самые яро-католические страны располагались все века (и сегодня) на ГРАНИЦАХ католического мира: это Испания и Польша. Как испанцы, так и поляки противостояли ИНОВЕРЦАМ, сплочённым и крупным блокам – а потому были едины в своём католическом выборе.

В центре же католического мира, где вторжение сплочённых масс инородцев не было столь актуальным – бурлили разные социальные, классовые делёжки, реформации, смуты, ереси. Для пограничья эти игрища центральных территорий – просто непозволительная роскошь. Ведь враг воспользуется раздорами, и отнимет всё у всех – и владелец лачуги, и владелец дворца станут одинаково бездомными (если вообще останутся в живых).

Когда у тебя могут отнять всё – вопросы справедливости или несправедливости делёжки-междусобойчика перестают быть актуальными.

Скажем, мужику не нравится комиссар, который его раскулачивал. Но когда пришёл немец, запер мужика в сарай, и поливает бензином, чтобы заживо сжечь – и комиссар, и товарищ Сталин вдруг оказываются милее отца родного!

_________________________________________________________________________________________________

---

[1] Что в определённом смысле слова – синонимы: ведь нельзя считать здоровым организм слабеющий и чахнущий – или принять рост нездоровых, патогенных образований за рост организма.

[2] Бог в Библии преподносит как высшую из возможных наград человеку: «И умножу число потомков твоих, как песок морской».

[3] Цит. по: А.Д. Эпштейн, «Тридцатилетняя война», М- 1953 г.

[4] Боевые действия Тридцатилетней войны происходили в основном на территории современной Германии. Как сами боевые действия, так и вызванные ими голод и эпидемии опустошили целые регионы до состояния необитаемости. В Германии в целом войну пережила лишь четверть населения. Многим областям потребовалось больше века, чтобы восстановиться от последствий вызванного войной экономического и социального упадка.

[5] «Война на уничтожение» – говорит историк Егор Яковлев – «термин самого Гитлера. Фашисты хотели уничтожить не только коммунистическую идеологию, но вообще всё славянское. Гитлер с юных лет был сторонником завоевания Восточной Европы «немецким мечом для немецкого плуга». Это означало постепенную зачистку «жизненного пространства» от местного населения, для немцев. История Северной Америки обратила внимание Гитлера на захватывающие колонизаторские примеры. Британцы уничтожили народы, занимавшие огромные территории, и заняли свое место под солнцем. Гитлер полагал, что этот сценарий должен привести к успеху и Германию. Англосаксы заселили Северную Америку и Австралию. Для немцев такой территорией должна была стать «Россия и окраинные государства, которые ей подчинены».

[6] Треть членов Союза Русского Народа была родом с Волыни и Киевщины, а еще треть – с тогдашней Новороссии – нынешнего Юга Украины. Именно на Волыни, как это сегодня ни удивительно, проживало больше, чем где-либо, членов "Союза русского народа" (более 100 тысяч). Одним из главных духовных центров всей Руси, в том числе Волыни, была Почаевская Лавра, а духовным вождем того времени - архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) - выдающийся православный богослов, диретор почаевской типографии архимандрит Виталий (Максименко), считавшийся неформальным "диктатором края". Без его благословения ни один депутат не мог быть избран в Госдуму.

Александр Леонидов

©