Семьсот продажных олигархов из России бежали под защиту Мальтийского Ордена

Известие о том, что множество российских предпринимателей со всем родством своим и свойством общим числом около 700 душ в 2017 году спешно записались в мальтийцы, внеся надлежащий крупный вклад в казну средиземноморского острова, никого особенно не удивило. И в тамплиеры бы записались, когда бы это давало существенные паспортно-визовые, а также хозяйственно-финансовые преимущества.

Не удивило, поскольку жизнь на две страны (а зачастую и на одну, причем не Россию) давно уже стало родовой чертой российского бизнеса. Термин "Лондонград" не вчера появился.

Но это дает ответ на вопрос, почему репутация предпринимательского сословия в современной России оставляет желать лучшего. Можно даже спросить, почему она ниже плинтуса. Ответ содержится в одном слове — "Лондон".

Здесь мы не будем судить обитателей Лондонграда. Хотя бы уже потому, что обитатели там разные. Есть химически чистые воры, бежавшие от уголовного преследования. Есть люди, скрывшиеся от бандитских наездов. Есть предприниматели, в том числе богатейшие, именуемые олигархами, которые пришли к выводу, что из Лондона вести дела в России удобнее. Есть те, которые встали на путь окончательной натурализации. Их бизнес — вне России, душа и устремления — тоже. В общем-то имеют право.

Это, конечно, грубая схема, в реальности может образовываться амальгама из нескольких мотивов.

Главное не в мотивах и не в том, кто прав, кто виноват, а в том факте, что существенная часть российского третьего сословия видит себя вне России, живет вне России и стремится подчиняться нероссийским юрисдикциям.

В этом просматривается существенная черта современного российского капитализма.

Вообще говоря, становление капитализма ни в одной стране не являло собой идиллическую картину. Эпоха грюндерства в Германии и Австро-Венгрии (условно говоря 40-70-е годы XIX века), аналогичная эпоха во Франции, развитие капитализма в Италии и России — все они отмечены сочетанием стремительного хозяйственного роста со стремительным же нарастанием классовых противоречий. Рабочий вопрос обострялся везде, доходя и до расстрелов — и в свободной Франции, и в просвещенной Англии, и в менее просвещенной России. См. также Парижскую коммуну 1871 года — какая уж там идиллия.

Собственно, и литература той эпохи, некогда называемая литературой критического реализма, не очень преуспела в создании привлекательного образа предпринимателя. И даже не слишком старалась в этом деле. "Человеческая комедия" Бальзака и "Ругон-Маккары" Золя, равно как и вся русская литература или, допустим, "Земля обетованная" польского классика Владислава Реймонта, повествовавшая о развитии капитализма в Царстве Польском и послужившая основой для знаменитого фильма Анджея Вайды, никак не могли служить пропагандой предпринимательства. Хотя в 90-е годы XX века прекраснодушные люди и мечтали о том, что задача, с которой не справились гении XIX века, окажется вполне по силам современным литераторам, освобожденным от гнета коммунистической цензуры.

Единственным образцом такой идейной словесности является "Атлант расправил плечи" Айн Рэнд, но литературные достоинства этого атланта крайне сомнительны.

Тем не менее и обострение классовой борьбы, и в общем довольно непривлекательный образ предпринимателя, характерный для духовной культуры той эпохи, не помешали ни развитию капитализма в европейских странах, ни общему ощущению, что именно буржуазия — при всех своих недостатках — олицетворяет энергию и силу нации.

Причина тому довольно проста. Хотя Маркс с Энгельсом еще в 1847 году в своем "Манифесте" писали: "Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим. К великому огорчению реакционеров, она вырвала из-под ног промышленности национальную почву. Исконные национальные отрасли промышленности уничтожены и продолжают уничтожаться с каждым днем", тогда нетерпеливые классики сильно погорячились. Их оценка, вполне пригодная для описания современных дел, в середине-конце XIX века была попросту неверной. Тогдашние капиталисты именно что создавали национальную промышленность и с национальной почвой у Круппа, Тиссена, Сименса, Рябушинского, Путилова etc. все было в полном порядке.

Трудно представить себе, чтобы воротилы германской экономики где-нибудь в 1890 году (да и в 1860-м тоже трудно) собирались на деловые форумы в Париже, обсуждая германские хозяйственные дела. Представить, чтобы Путилов или Крупп имели постоянное жительство в Лондоне, руководя оттуда своими предприятиями по телеграфу, также затруднительно.

Они представляли собой именно национальный капитал и вели себя соответственно. Платой за отказ от иноземной жизни были и готовность жить и действовать в родной, а не чужой стране, и признание их важной и в чем-то положительной роли со стороны общества, включая даже пролетарскую его часть.

Хоть эксплуататор и экспроприатор, но все же свой, здесь живущий и эту страну обустраивающий, — а не олигарх, живущий в стране далекой, все связи которого с исторической родиной ограничиваются распоряжениями. Некоторая национальная солидарность — конечно, не исключающая порой весьма острой классовой борьбы — все же имела место, а классики со своим "У пролетариев нет отечества" тоже погорячились. Эпоха развития капитализма была еще и эпохой развития национализма — и весьма сильного, вплоть до шовинизма.

Теперь действительно все не так. Мы живем в эпоху глобального капитализма и глобального либерализма, когда воротилы живут в Лондоне или других замечательных местах, а их связь с породившей их страной чисто материальная — она их источник дохода. В остальном "он дерзко презирал земли чужой язык и нравы".

Возможно, такой образ современного капитализма неизбежен и другого не будет, но и отношение к Лондону и лондонцам в России останется соответствующим. При таком положении дел позитивного настроя к предпринимательству и предпринимателям придется ждать довольно долго.

Источник